Последние каникулы - Страница 38

— Посуду мою я! — сказал Вадик, расплываясь от блаженства.

— О–о–о! — протянула мама. — Боже мой, какой прогресс! Результат воспитания трудом? Олечка, а в лагере у него такие побуждения бывают?

— Нет! — засмеялась Оля. От коньяка она раскраснелась, похорошела. — В лагере он на кухню не заглядывает. — Она тоже улыбалась Вадику. Они решили подтрунивать над ним, догадался Вадик.

— Ты у меня домашний ребенок, да? Ну, а теперь, ребята, вы меня извините, я пойду лягу. Мне завтра в пять вставать.

— Нам тоже, — быстро отозвалась Оля. — Наша электричка в шесть десять.

— Спокойной ночи! — сказала мама, целуя Вадика. — Я вам у меня в комнате постелю, Олечка.

— Спокойной ночи! Спасибо! — в один голос пожелали они маме.

Когда мама легла, закрыв дверь, Вадик положил голову на стол и стал смотреть на Олю. А она — на него.

— Ну, как? Нормально?

Она кивнула, серьезно и внимательно глядя на него.

— Второй раз будет не страшно? Не молчи! — шепнул он. — Знаешь, у меня такое чувство, будто я гору перевалил и устал ужасно. Спать хочешь? — Он встал.

— Пусти, пожалуйста. Не надо здесь, — зашептала Оля. — Я спать хочу — умираю! Пойду?

— Иди, конечно, — сказал Вадик обиженно. — Прости, пожалуйста! — Он отпустил ее и даже отошел к окну.

— Глупый мой, любимый! — тихо произнесла Оля и подождала, когда он посмотрит на нее. — Спокойной ночи!..

Покрутившись немного на кухне, Вадик лег и мгновенно заснул. Утром, попрощавшись с мамой в вагоне метро, он спросил у Оли:

— Что с тобой вчера было? Я чего–то не понял.

— Веришь мне? Значит, так надо было, — поцеловала его Оля при всех, чтобы он поверил.

Около девяти утра, когда по улицам города заспешил служилый народ, они были уже у гостиницы, где квартировал районный штаб.

Оля оставила Вадика на улице и вошла в четырехэтажное здание, сейчас такая уверенная в себе, что и не узнать. Вадик настроился скучать, но вдруг у газетного киоска услышал знакомый говорок Сашки Шимблита.

— Привет! — крикнул Вадик.

— Какими судьбами? — удивился Саша. — Приехал проведать? Меня? Два дня подряд заседали по вашим делам, — засмеялся он. — Промблема, — сказал он голосом Кочеткова. — Купировал ему истерику. Слушай, он что, гипертоник? — Вадик покивал. — Я и смотрю… Как же он продержался? Лечил его?

— Что с ним решили?

— Почетная отставка. По состоянию здоровья. Отпущен домой. Придется тебе писать обоснование задним числом. Не повезло тебе, старик! — посочувствовал он, истолковывая по–своему молчание Вадика. — Ну, ничего, потерпи! Скоро вся эта бодяга кончится, вернешься к нормальным делам, начнешь свою тему и позабудешь это приключение… Ребят только жалко. Заработков, похоже, у них не будет. Ну, а тебе, в компенсацию моральных издержек, — закартавил он, торопясь, — я районную премию обещаю. Я пошел! Ты все–таки не ко мне? На днях штаб к вам заедет. Отчет пиши! — крикнул он уже с порога гостиницы. Открыл дверь и отступил, пропуская Олю и Кочеткова. Кочетков кивнул ему и отвернулся.

— С конвоем, значит! — криво улыбнулся он Вадику. — Строем пойдем или как? Руки за спину? Ну, давай команду. — Кочетков смотрел на Вадика. — Чего уставился? Пошли, Ольга!

Он повернулся и быстро зашагал по улице вверх, на центральную площадь. Оля сделала движение, будто хотела догнать его.

— Обожди! — задержал ее Вадик. — Он еще не разряженный. Сейчас лопнет.

У поворота Кочетков обернулся и обнаружил, что идет один,

— Вот теперь пойдем, — сказал Вадик, когда Кочетков скрылся за углом. Он взял Олю за руку и останавливал, когда она, забываясь, начинала торопиться, возвращал ее на место, рядом с собой.

— Что так долго?

— Решение отряда доложила, и еще они протокол читали. Заждался?

— Ну и что они? Пришлют «варяга», как водится?

— Зачем? Согласились с нами.

— Как это согласились? — удивился Вадик.

— Согласились, и все. Ведь отряд решил. Народ. Все равно нам за все отвечать, не им, — твердо сказала Оля, и Вадик усмехнулся.

А дождик, начавшийся еще утром в Москве, теперь дошел сюда, и все моросил, накрывая серой мглою улицу с кучками сена на обочинах, крыши домов и далекий лес на горизонте. Одна за другой через площадь неслись машины, и, поглядев на бусинки воды, застрявшие у Оли в волосах, Вадик выбежал к самой проезжей части, сжимая в кулаке сложенную вчетверо бумажку мандата. Машины, с трудом, так, что даже замирали на мгновение, выбравшись на площадь, поднимались с убегающей к водохранилищу покатой центральной улицы, поэтому Вадик успел увидеть медицинский бодренький «рафик» и замахал руками.

— Ну, документ! — хмыкнул шофер, прочитав мандат. — Садитесь! — Он с улыбкой посмотрел на Олю.

— Захватите там еще одного нашего, — напросил его Вадик.

Машина рванула с места и почти сразу же нагнала Кочеткова, шагающего по кромке шоссе. Куртка на нем уже промокла на плечах. Когда «рафик» затормозил, он удивился, но, заглянув в распахнутую дверцу, увидел Олю и влез в низенький салон. Крепко хлопнул дверцей, скомандовал шоферу: «Газуй!»

В салоне, поближе к задним дверям и на носилках, стояли большие мокрые корзины; хорошо, свежо пахло землей и огурцами. Кочетков с удовольствием потянул носом воздух.

Оля сидела на откидном, докторском, сиденье, а Вадик — на запасном, спиной к ходу машины. Кочетков огляделся, все еще стоя на согнутых ногах, крякнул, когда на ухабе стукнулся головой о крышу.

— Ну, а я на место больного, значит. — Он снял корзины и лег на носилки.