— Спокойно, сопляк! — сказал он. — Если вы сейчас же не покинете лагерь, — крикнул он в темноту, — то комиссару не удержать ребят! Отойдите от машины! — закричал он опять, слыша лязг дверной ручки. — Если кто–нибудь что–нибудь сделает, завтра же по вашим домам пойду я, ясно?
Его куртку отпустили, он подошел к машине, включил фары. Парни отступили в темноту.
А в мальчишечьей Оля бестолково пыталась остановить льющуюся из носа кровь бессильно плачущему Вовику. Вадик сбегал в медпункт, принес чемоданчик и поставил тампоны.
— Ну что? — свирепо спросил он. — Характер показал?
— Иди ты! — огрызнулся Вовик. — Девчонок там попугать пришли — дымовую шашку в спальню кинули, ну, моя испугалась… — Он улыбнулся. — Я шашку пошел выбрасывать, ну, тут они… Не дался я.
— Пост надо усилить, — обронил в тишине Кочетков. — Я бы это дело на их месте не оставил. Кто со мной?
Ночь спали тревожно. Вызвавшийся дежурить с Кочетковым Игорек утром задремал и нажал на клаксон, перебудил весь отряд. Выползли на улицу и сразу же увидели, что в небе и в воздухе что–то изменилось, пожалуй, просветлело, решил Вадик. А днем уже потели, поглядывая на солнышко.
Работа как–то особенно спорилась в этот день. Вадик помогал Юре, размечавшему доски для пола; ладони горели из–за мелких заноз, поясницу ломило; он сел на кучу досок, и тут раздался этот вопль, болезненный, визгливый. Вадик обернулся и успел заметить медленное расплющивание полуголой фигуры на куче песка, там, у дома, под окнами второго этажа, и, ринувшись туда, услышал перехваченный голос Вовика:
— Я его… падло… сявка… пришью… по пальцам!..
— Слава богу, слава богу! — подбегая к песку и видя поднимающегося Кочеткова, лепетал Вадик. Он схватил, его за перемазанные раствором плечи: — Жив? Сядь, сядь! — удерживая его от какого–то стремительного движения, повторял Вадик, но тот, слепо крутя головой, все пытался рвануться куда–то. Отряд сбежался к куче песка, обступил их. Кочетков вскинул голову и улыбнулся. Вадик перевел дух.
— Удачно приземлился, — сказал Кочетков, похлопывая по песку. — Тута мягко. Чего встали? Работать! Работать, негры!
Ребята молчали. Как бы с трудом передвигая ноги, подошел бледный, с проступившими веснушками комиссар.
— Смени мне подсобника, — буркнул Юре Кочетков. — Нервный он очень.
— По пальцам бьет, сука! — сверху закричал Вовик. Одетый в Комиссарову тельняшку, он метался на стене второго этажа. — И не подходи, пришью!
— Нужен ты мне очень, — сказал Кочетков. — Шестерка. Меняй подсобника! — Он доставал папиросы, и Вадик заметил, что пальцы у него дрожат.
— Что было–то? — спросил комиссар ребят, оглядываясь.
— Я скажу, скажу. Не побоюсь! — Воаика трясло. — Он мне сразу говорил; «Будем в паре работать — нас не догонишь. Покажем класс!» А как не успеваю ему кирпичи подкладывать — по пальцам бьет, вроде случайно. Я говорю: «Не успеваю», — а он бьет! Доктор, посмотри! — Вовик сбежал вниз.
Вадик вдруг вспомнил, что еще вчера не успел спросить его про бинты на пальцах. Теперь он смотал грязные, неумело наложенные бинты, и все увидели синие, воспалившиеся фаланги.
— Ой! — вскрикнула Галя.
— Что же ты, гад, делаешь? — изумился комиссар, приседая на корточки и заглядывая Кочеткову в лицо.
— А ну вас! — плюнул Кочетков, вставая, — Он меня со второго этажа скинул — я претензий не предъявляю: бывает… Все! Цирк закончен.
— Пусть уходит! — сурово сказал Автандил. — Я с ним работать не буду. И точка! — Он швырнул на землю мастерок.
— Садист!.. — заорал Вадик, так и не отпуская распухших пальцев Вовика и сдерживаясь, чтобы не подуть на них. — Ты и убить можешь.
— Я — нет, — презрительно сказал Кочетков. — А этот вот интеллигент с «пером» ходит. — Он подмигнул Вовику.
Все посмотрели на Вовика, и он отступил было, но Вадик быстро перехватил его за кисть, цепко, как на занятиях, сжал ее.
— Отдай сам, — прохрипел багровый комиссар. Он подошел и стал ладонью похлопывать Вовика по пояснице, полез под тельняшку.
— На бедре, — подсказал Кочетков, выдувая дым через ноздри. — Галя, кыш отсюда. Мужика раздевать будут.
— Не надо! — сказал Автандил. — На бэдре? Тогда в кармане дырка, чтобы ручку схватить.
Все уставились на самодельную финку в руках комиссара: ничего пугающего в ее виде не было, жалкий кусок металла.
— На кого ж ты изготовился? — грустно спросил комиссар Вовика. — Сволочь ты, оказывается. А ну, снимай тельняшку. Хотел тебе подарить, а теперь снимай. — Вовик стянул тельняшку и неуверенно протянул комиссару. — Кидай ее в костер! — презрительно бросил комиссар и неторопливо, но с опущенными плечами пошел на сходни. За ним потянулись ребята.
— Юра, — отдышавшись, распорядился Вадик, — этого беру на перевязку, а Кочетков пусть лежит на жестком. Отлежится, я его посмотрю.
— Все в порядке, не возникай! Во, гляди! — Кочетков несколько раз присел, подпрыгнул. — А что если я на бережок? Спину погрею, отмоюсь. — Он брезгливо передернул грязными плечами. — Купаться можно, а, доктор?
— Чеши, чеши отсюда! — издали сказал Вовик уже прежним голосом.
— А то пошли на пару, скупнемся! — предложил ему Кочетков.
До обеда еще немного поработали, но настроения уже не было, посматривали на часы. А в лагере, пугая кухонную бригаду мрачностью, разбрелись по раскладушкам, молчали. Вадик, понурившись, сидел в медпункте, когда туда неслышно скользнула Оля, погладила чистыми прохладными ладонями по лицу. Тот обет молчания, который они не нарушали все прошедшие дождливые вечера, оставаясь вдвоем в этой комнатушке, отделенные только тонкой стенкой от ребят, не раздражал, не томил; можно было сесть рядом и, показывая друг другу слова в романе, «говорить» о чем угодно.